Откуда в сказках взялись чудо-юдо, соловей-разбойник и дядька Черномор

Сказочные персонажи Руси
Из какой калины сделан мост, за которым живет монструозное Чудо-юдо? Каким морем повелевает Черномор, и почему лихой разбойник стал соловьем?

Один из первых детских парадоксов случился у меня, когда я увидел, как выглядит калина. В ту пору свежи и ярки были впечатления от сказки «Иван — крестьянский сын и Чудо-Юдо», где трое Иванов сражались с многоголовыми змеями именно на Калиновом мосту. И когда на глаза попался невзрачный кустарник калины с еще вызревавшими ягодами, мой детский ум решительно отказывался понимать, как из этих веточек можно сделать мост.

В моем представлении Калинов мост через реку Смородину представлялся чуть ли не чудом деревянного зодчества с резными перильцами и расписными столбиками. А тут стоит плюгавый куст, из которого даже тумбочку не сделаешь, какой уж тут мост.

Огненный мост через смрадную реку

Лишь много позднее я узнал, что ни калина, ни смородина не имеют отношение к сказочной реке и мосту через нее. На самом деле название «Смородина» пошло от прасловянского корня смород, то есть смрад, и было дано реке за резкий удушливый запах. Почему она воняла? Да потому что эта водная преграда выступала в роли рубежа, отделяющего настоящий мир от мира иного — потустороннего и сказочного. Именно в нем водилось многоголовое Чудо-Юдо, а границу охранял Змей Горыныч.

Перейти через Смородину можно было по сказочному Калинову мосту, название которого произошло вовсе не от ягоды, а от древнерусского слова «кали́ть», означавшего разогрев металла до красного или белого состояния. То есть сказочный мир, в котором водились чудища, охраняла смердящая река и раскаленный мост через нее. Все правильно — это чтобы кто попало не шастал в иной мир. Вот поэтому проехать по огненному мосту было само по себе уже подвигом. А одолеть многоглавое чудище на нем — на это отваживались лишь настоящие богатыри.

Почему чудо — юдо?

А бились три Ивана из детской сказки на Калиновом мосту с экзотическим Чудом-Юдом. Тоже интересное имя. С Чудом понятно — диковинное существо о шести, девяти и двенадцати головах. А вот почему оно Юдо? Этот вопрос может запросто задать ребенок родителям, впервые услышав сказку про Ивана или Конька-Горбунка («Чудо-юдо Рыба-кит громким голосом кричит»). Что ответит ему родитель? Да что угодно, на что хватит фантазии.

Этой же фантазии хватило и историкам с лингвистами, пытавшимся нащупать связь «Юда» то с Иудой, то со словом «вода», которое на санскрите звучит как jadas. Но самой простой и даже скучной версией можно считать ту, которую выдвинул лингвист Макс Фасмер. По нему «юдо» — всего лишь созвучие к «чуду», вроде «павлин-мавлин», «шашлык-машлык» или «ларёк-шмарёк». По-простому такие переделки называются игрой слов, а по-научному — редупликацией.

Русские народные сказки такими потешками просто кишат. Достаточно вспомнить козу-дерезу, зайку-побегайку или крошечку-хаврошечку. Так что чудо-юдо здесь не уникально. А вот про сказочного коня Ивана-дурака такого не скажешь. Его имя — предмет отдельного сказа.

Он и сивка, он и бурка, а вдобавок и каурка

«Сивка-бурка, вещий каурка, стань передо мной, как лист перед травой!» — гаркнул Иван-дурак богатырским покриком и свистнул молодецким посвистом. Тут же предстал перед его очами конь — «одна шерстинка серебряная, другая золотая», из ушей дым столбом, а из ноздрей пламя пышет.

Сивка, бурка, каурка… Ясно, что это лошадиные масти, но как они могли сочетаться у одного животного? Ответ: никак. Сивая масть — это вороная с проседью. Жеребенок может родиться полностью вороным, но впоследствии в его шерсти появляется все больше белых волосков. К своему «совершеннолетию» он может и вовсе побелеть. Да так, что темные волосы останутся лишь в хвосте, на ногах и в гриве.

Бурая масть — производная от рыжей. Бурая лошадь может быть целиком коричневого цвета, и по телу, гриве и хвосту у неё равномерно перемешаны черные и темно-рыжие волосы. Каурая — тоже производная от рыжей. Туловище у такой лошади имеет песочный оттенок, а голова и ноги темнее по окрасу. На трех фотографиях ниже наглядно представлены все эти масти.

Как видно, волшебная лошадь Ивана-дурака не могла быть одновременно сивой, бурой и каурой. Откуда в таком случае взялось сказочное имя? По всей вероятности, перед нами очередная рифмованная игра слов как в примере выше. Но это только одна из версий, а если послушать иных лингвистов, то можно запросто потеряться в частоколе расшифровок, из которого в конце концов получается, что волшебный конь — это «символ мироздания, разложенный на Кресте». Какую версию выбрать — дело вкуса. Мы же переходим к следующему хтоническому чудищу, имевшему, впрочем, вполне объяснимое имя.

Почему Идолище поганое?

«Голова у него с пивной котёл, а глазища у проклятого с пивны чаши, а носище был калёна стрела, в плечах косая сажень, а туловье будто куча сена несметная». Так описывают нам фольклорные тексты Идолище Поганое, с которым вступает в бой Илья Муромец. И это существо определенно человек, в отличие от чуда-юда. Причем сильный и грозный, поскольку посягает на земли русские и захватывает их одну за другой.

Оказывается, имя вражины — идолище поганое — появилось не просто так. И вообще, слова «идолище» и «поганое» весьма близки по смыслу, так как обозначают примерно одно — нечестивого нехристя. С идолом более-менее понятно: это статуя, которой поклоняются язычники. «Поганый», «пога́нь» тоже опосредованно относится к язычникам. Слово это латинского происхождения, и в древнерусском языке оно означало неправославного, нехристианского человека. Это со временем «пога́нь» трансформировалась и стала синонимом чего-то мерзкого, отвратительного и скверного. А в былинное время погаными называли всех иноверцев.

Причем не только язычников славянского происхождения. Сказочное Идолище как раз к ним не имеет отношение. Это собирательный образ врага, а именно печенегов, или, что более вероятно, ордынцев, которые пришли на Русь в XIII веке.

Разбойничий свист

От врагов иноземных перейдем к доморощенным, которые свистом оглушали добропорядочных путников, а потом либо грабили, либо убивали их, а то и все вместе. Речь, конечно же, идет о Соловье-разбойнике — антропоморфном чудище (иногда с крыльями), сидевшем в гнезде «на 12 дубах».

Но почему он именно Соловей? Ученые не могут определенно ответить на этот вопрос, пытаясь ассоциировать свистящего монстра то с иранской птицей Симургом, то с языческим жрецом. Но более вероятной представляется гипотеза, по которой Соловьями, Скворцами и прочими птичьими именами называли себя отдельные представители финно-угорской группы — мордва и марийцы. И прозвища эти были весьма популярны у разбойников, промышлявших грабежом на дорогах.

Делали они это так. Сперва дозорные птичьим свистом посылали сигнал о приближении путника, а когда тот равнялся с засадой, с веток деревьев на него прыгали разбойники с дубинками. В сказках образ лесных лихоимцев постепенно трансформировался в одного, зато могущественного Соловья-разбойника. Отголоском этой версии может служить упомянутая в летописях история мордвина Соловья, которого в XV веке судили, а потом казнили в Нижнем Новгороде за многолетние грабежи и убийства на большой дороге.

Дядька Черномор и Черное море

Ну и напоследок о владыке Черного моря. Ведь именно с этим водоемом у многих и ассоциируется могущественный дядька Черномор — сказочный командир 33 богатырей.

«Сказка о царе Салтане» Пушкина известна гораздо лучше, чем его же поэма «Руслан и Людмила». А ведь там тоже присутствует Черномор. Только он предстает не в образе «красавца удалого, великана молодого», а как злобный бородатый карлик, который таскает чужих невест.

Почему такое расхождение, и причем здесь Черное море? А ни при чем. «Руслана и Людмилу» Пушкин написал раньше «Салтана». И образ Черномора он позаимствовал у Николая Карамзина из его незавершенной поэмы «Илья Муромец» 1794 года. Там сказочный персонаж предстает в образе злого и хитрого волшебника «Черномора-ненавистника». Очевидно, что никакой связи с водной стихией тут нет. И Карамзин просто придумал имя, сложив вместе два слова — «черный» и «мор». Черный мор — так на Руси называли неизлечимую чуму. Колдун, повелевающий смертельной болезнью — яркий и запоминающийся образ.

Он понравился Пушкину столь сильно, что поэт не захотел расставаться с персонажем и использовал Черномора еще раз, только уже в «добром» контексте. В «Сказке о царе Салтане» море внезапно «хлынет на берег пустой», и разлившись в шумном беге, явит миру дядьку Черномора с ватагой богатырей. После такого у читателей естественным образом «дом» Черномора стал ассоциироваться с Черным морем.

Причем настолько крепко, что некоторые исследователи стали искать в черноморской акватории и легендарный остров Буян из той же сказки. И зря, так как Буян расположен совсем в другом месте 👇:

Оцените статью
( Пока оценок нет )
Географ и Глобус
Добавить комментарий