Отлив. Вода убежала, оголив песчаные отмели-«банки» и оставив после себя шуршащие кучки морской капусты с характерным запахом. Они волнами стелются вдоль кромки залива, повторяя его изгибы. С такими же изгибами подходит к берегу дорога — две неглубоких колеи в песчаном суглинке. Присутствие жизни здесь можно угадать по покосившимся деревянным столбам и застеленным рубероидом крышам. Это село Некрасовка — самое северное поселение Сахалина на берегу залива Помрь. Оно особенное, в первую очередь тем, что численность населения стабильна вот уже несколько десятилетий. А еще в Некрасовке много жизнерадостной молодежи, которая и не думает уезжать.
Все потому, что в селе живут нивхи — коренной и самый древний народ Сахалина, очень привязанный к своей родине. Здесь их море, их рыба, их жизнь.
Люди с лодок
Впервые нивхов открыл русский землепроходец Василий Поярков еще в 1644 году. Правда, он их увидел не на Сахалине, а в устье Амура и описал как «смышленый народец», крепкий, ловкий и гостеприимный. Вот только был он еще более отсталым и бедным, чем гольды (нанайцы), жившие выше по течению Амура.
Пояркову встретились материковые нивхи, которые нынче составляют половину численности всего народа. Вторая половина живет на севере Сахалинской области. Село Некрасовка, поселок Ноглики и город Оха — вот места их компактного проживания. А ведь 12 тысяч лет назад это был единый народ, еще не разделенный водами Татарского пролива. Он жил в устье Амура, и постепенно мигрировал дальше на восток по сухопутному мосту-перешейку на сегодняшний Сахалин. Но вот растаяли ледники, поднялся уровень океана, и сахалинские переселенцы оказались отрезанными от своих материковых собратьев. Так и появились две этнические группы нивхов: амурские и сахалинские.
Нивхами, кстати, их назвали уже в советское время, просто введя в научный обиход самоназвание народа. «Нивхгу» означало «человек», а Поярков, увидев «народец» в XVII веке, назвал его гиляками, что с тунгусского языка переводилось как «люди с лодок». И не зря, так как лодка для нивхов была и остается главной кормилицей, а рыбалка — основой выживания.
«Прекрасный и бодрый народ»
Народ никогда не тяготел к охоте, к тайге, а земледелие и вовсе считал чем-то запретным и страшным. «Популяризатор» нивхов Геннадий Невельский, установивший в 1849 году, что Сахалин — это остров, писал, что по понятию гиляков, всякий копавший землю и бравший что-либо из нее, должен был немедленно умереть. Каково же было удивление народа, когда жена Невельского посадила грядку картошки, и не только не умерла, отведав ее, а еще и угостила смелую женщину из клана Паткена. «Надобно было видеть, с каким удовольствием семейство Паткена благодарило Екатерину Ивановну, когда у них вырос картофель и когда никто в деревне не умер от его употребления», – писал Невельский, ставший для нивхов кем-то вроде Колумба.
Но куда подробнее описал нивхов и рассказал об их жизни Антон Чехов, который провел лето 1890 года на Сахалине. Он их назвал «немногочисленным, но все еще прекрасным и бодрым народом», попутно отметив, что живут гиляки в ужасной антисанитарии, одеваются в одежды, точно «содранные только что с дохлой собаки», никогда не умываются, «издают тяжелый терпкий запах», а близость их жилищ угадывается по «противной вони гниющих рыбных отбросов».
Но при этом гиляки, отмечал Чехов, — очень добродушный и мирный народ, живущий в согласии со своими соседями, не любящий ссор и драк и никогда не поднимавший оружие против человека. Вот, наверное, поэтому они и очутились на севере Сахалина. Первоначально нивхи равномерно заселяли всю территорию острова, но потом с юга на него пришли айны, теснимые японцами. Не желая с ними конфликтовать, гиляки постепенно мигрировали на север, а когда айнов на Сахалине не осталось, предпочли никуда не уходить с насиженных мест.
Уникальный, но умирающий язык
Нивхи вообще были очень оседлым народом, и сняться с места их мог заставить либо голод, либо притеснение. Такое, например, как японская экспансия Сахалина. Когда остров был под владычеством Японии, император установил строжайший запрет для коренных жителей острова говорить на родном языке. Айны как-то приспособились, ассимилировавшись с нацией новых «хозяев», а вот нивхи предпочли по-тихому уйти дальше на север, в те места, куда добраться японцам было тяжело. В итоге айнов как полноценного этноса ныне не существует, а нивхи чувствуют себя прекрасно. Жаль вот только, что язык забыли.
А ведь он у них уникальный, не похожий на палеоазиатские языки (корякский, чукотский). Ученые считают его «изолятом», то есть не входящим ни в одну известную на сегодня языковую семью. Утрачивать его стали с начала XX века, и лишь только в 90-х годах спохватились, попытались восстановить и даже добились определенного успеха. Но сегодня из 3800 нивхов досконально язык знают не больше десятка человек, в том числе и самый известный представитель народа — первый и, похоже, последний нивхский писатель Владимир Санги, отметивший в марте 2020 года свое 85-летие.
Широкому кругу читателей он, наверное, неизвестен, зато многие хорошо знают повесть Чингиза Айтматова «Пегий пес, бегущий краем моря», по которой был снят неплохой фильм в 1990 году. Это рассказ о жизни нивхов на берегу Охотского моря, и написал его Айтматов после знакомства с Владимиром Санги. Тот рассказал ему эпизод из своего детства, когда во время шторма потерялся в море и спасся только благодаря тому, что бывшие с ним рыбаки выбросились из лодки, чтобы дать мальчику шанс выжить и не умереть от жажды.
Медвежий праздник
Сегодняшние нивхи по-прежнему занимаются рыбалкой. Это основа их выживания и смысл существования. «Если пошла рыба, мы забываем обо всем, даже если в этот момент где-то работаем, — говорит жена рыбака, нивха Александра Няван из Некрасовки. — Когда нефтегазовые проекты только пришли на север Сахалина, наши там поработали, потом все равно вернулись в Некрасовку. Мы народ-ихтиофаг, рыба — это и есть нивхи».
При этом у рыбного народа вполне себе животные тотемные идолы. Главный из них — медведь, который у нивхов почитается за верховное божество. Раньше для общения с ним островитяне проводили специальный обряд. Зимой искали берлогу с медведицей и медвежонком, мать убивали, а детеныша несли в деревню и выхаживали, а затем воспитывали и дрессировали. Если это был медведь-самец, то его растили три года, если самка, то четыре (в мифологии и верованиях нивхов число 3 считается мужским, а 4 — женским). Ну а по истечению срока животное торжественно убивали, чтобы «освободить его душу». Плоть оставалась в мире людей, а душа возвращалась в «верхний» горный мир.
В медвежьем празднике могли участвовать исключительно мужчины, женщины были необходимы только для того, чтобы выкормить маленького медвежонка грудью, а потом им не допускалось даже смотреть в сторону загона с животным.
Равнодушие к женщине и близнецовый инцест
Вообще, отношение к женщинам у нивхов в старину было странным. Чехов его называл «равнодушным» и отмечал, что нивхи считают брак пустым делом, менее важным, чем рыбалка или даже простая попойка:
Презрение к женщине, как к низкому существу или вещи, доходит у гиляка до такой степени, что в сфере женского вопроса он не считает предосудительным даже рабство в прямом и грубом смысле этого слова.
При таком отношении неудивительно и многоженство среди нивхов, бытовавшее даже в начале XX века, и сожительство с женами братьев, их сестрами, женами брата матери, сестрами матери и жены. Но самой шокирующей традицией были семейные отношения разнополых близнецов. Если такие рождались в нивхской семье, то по достижению половозрелого возраста они начинали жить семейной жизнью. Так по поверьям достигалась гармония между верхним и нижним миром, а иначе близнецов ждала смерть.
Полигамия, инцест и прочие архаичные и возмутительные формы брака ушли из жизни нивхов с закреплением на Сахалине советской власти. А после полного возврата острова в лоно СССР (1945 год) началась и принудительная урбанизация народа. Неперспективные нивхские села закрывали, а жителей расселяли в районные центры и города. Некоторым нивхам повезло оказаться в составе рыбоводческих артелей и совхозов, но таких было мало. В основном же, лишенный привычной среды обитания, самый древний народ Сахалина стал быстро утрачивать свои традиции и язык.
Не навреди
Сейчас уже не проводится медвежий праздник, его заменил более универсальный день рыбака. В нивхских семьях давно царит равноправие, да и к земле народ привык. В сезон штормов, когда выходить в море становится опасно, нивхи переключаются на сбор ягод и грибов. При этом свои места держат в строгом секрете, потому как охотников за брусникой, клюквой, морошкой и клоповкой очень много. На машинах они приезжают с юга Сахалина, и специальными комбайнами-плодосъемниками выдирают растения с корнями. «Мы раньше по доброте душевной рассказывали, где собираем ягоду, а теперь всё храним в секрете, — говорит житель Некрасовки нивх Герман Мувчик. — Часто бывало: расскажешь, приедешь на будущий год, а там все выдрано».
Есть у нивхов черта, присущая, пожалуй, большинству коренных народов. Для них природа не просто среда, у которой они берут ресурсы для жизни, а друг и родитель со своим характером и чувствами. Она воспринимается как одушевленное существо, поэтому вредить ей — это грех, уикра по-нивхски. Вот поэтому народ не стремится работать в сулящей приличные заработки нефтедобыче, ибо добывать нефть означает обижать землю, а это для настоящего нивха недопустимо.
Вот так и живет этот народ в гармонии с собой и природой. И нивхам, можно сказать, повезло, потому как герой следующего рассказа — тоже коренной северный народ — практически исчез с лица земли 👇:
