При всем своем бурном и хаотичном образе жизни князь Григорий Потемкин обладал железным здоровьем. Разные простудные хвори в счет не шли — их 50-летний вельможа переносил на ногах, даже не чувствуя ухудшения состояния.
А тут, в начале осени 1791 года, он вдруг внезапно занемог. Сам князь описывал свое состояние как «хандра», но к медикам, тем не менее, обратился. Им Потемкин поведал про слабую боль под ложечкой и давящую тяжесть в подреберье. Лекари прописали ему строгую диету, и светлейший поначалу выполнял все рекомендации. Но как только он почувствовал себя лучше, тут же занялся самолечением по своей методе (которой, кстати, неимоверно гордился). Заключалась она в обильном холодном питье, обливаниях ледяной водой и литье на голову одеколона. А сверх того, будто демонстрируя всем, что он уже здоров, Потемкин принялся с явным аппетитом поглощать разнообразную снедь, запивая ее большими дозами французского вина. «Вкушает, значит будет здоров», — радовались слуги.
Зря. Ибо новый приступ неведомой болезни вновь свалил князя накануне его 52-летия. Да причем недуг так сильно поразил его, что Потемкин даже дошел до крайности — исповедовался и причастился.
Но старуха с косой не спешила прибрать его к себе. Еще целых две недели самочувствие Потемкина было подобно качелям. То все признаки проходили, и на прежде полных щеках выступал яркий румянец. А то князю становилось нестерпимо худо и температура тела враз поднималась до опасных 40°. В одни из таких периодов улучшения самочувствия он задумал поездку из Ясс в Николаев (дело происходило на юге империи).
Перенес ее Потемкин тяжело. 16 октября 1791 года, когда до города оставалось 10 верст, он приказал остановиться. «Будет нам ехать. Уже наездились. Вынесите меня», — приказал он слугам. Потемкина уложили на ковер, подложив под голову кожаную подушку. Забыв про всех, он не моргая взирал на большие белые облака, бегущие в небе.
«Простите меня, люди. За все простите». Это были его последние слова. Горестно вздохнув, один из казаков положил покойному на глаза два тяжелых пятака и враз ставшая траурной, процессия повернула назад в Яссы.
