«Ленинград должен умереть от голода!», — так заявил Гитлер 8 ноября 1941 года. Дьявольский его план заключался в том, чтобы перекрыть все маршруты снабжения осажденного Ленинграда и тем самым обречь жителей двухмиллионного города на медленное вымирание.
Так и произошло – конец 1941 года в Ленинграде выдался очень тяжелым. Шла первая блокадная зима. Продовольствия в городе катастрофически не хватало. Нормы хлеба сократили до невозможного минимума: 250 граммов пополам с отрубями рабочим, и 125 граммов всем остальным. Люди десятками умирали от голода и истощения. Все это сопровождалось очень низкими температурами – зима 1941 года была одной из самых холодных за всю историю наблюдений, термометры показывали до минус 34°С.
А в это время в холодных комнатах громадного дома на Большой Морской улице было полно еды. Большой, казалось, всеми покинутый, нежилой дом с грубо заколоченными окнами первого этажа скрывал за своими стенами десятки тонн продовольствия – пшеницы, риса, ячменя, кукурузы, картофеля. Но сотрудники Всесоюзного института растениеводства (ВИР), которые охраняли эти запасы, были также голодны и истощены, как и все ленинградцы.
Громадные запасы этой еды были не что иное, как уникальная коллекция семян, собранная знаменитым генетиком Вавиловым – одно из крупнейших в мире хранилищ генетического разнообразия пищевых культур. Здесь было всё: начиная от теплолюбивых бананов и заканчивая огромными клубнями картофеля. Хранилась коллекция в девяти неотапливаемых комнатах института растениеводства и охранялась учеными. Ослабевшие от голода люди не уходили со своих постов, защищая ценные семена от мороза, от бомбежек, от голодающих людей и вездесущих крыс.
Последних было особенно много. Хитрых животных не останавливали ни закрытые двери, ни металлические коробки, ни высокие стеллажи. Крысы научились карабкаться вверх по полкам и сбрасывать контейнеры вниз. Тогда ученые начали связывать коробки между собой по 4 штуки. А коробок таких в хранилище были тысячи.
При крайне низкой температуре, ученые стойко держались все блокадные зимы. Без воды, электричества, под непрерывным артобстрелом. Они бредили едой, и все же никому из них даже не приходила в голову мысль съесть хотя бы горсточку зерен, чтобы спасти свою жизнь. И они умирали. Умирали прямо на своем рабочем месте.
Ботаник Александр Щукин скончался от истощения прямо за своим рабочим столом. Когда коллеги обнаружили его тело, у него в руке был зажат пакетик с миндалем. Умирая от голода, ученый продолжал сортировать семена, готовя коллекцию к эвакуации.
Хранитель риса Дмитрий Иванов умер в своем кабинете, окруженный тысячей пакетов с этой драгоценной крупой. Хранительница овса Лидия Родина и еще 9 сотрудников погибли в эту первую блокадную зиму от истощения прямо на своем рабочем месте.
Каждый день один из ученых отправлялся с санками на поиски дров, ведь внутри помещения нужно было поддерживать плюсовую температуру. В основном этим занимался Вадим Степанович Лехнович. Он по всему Ленинграду собирал дрова, тряпье и ветошь чтобы заткнуть дыры в помещении и не дать погибнуть ценным образцам. А ведь из питания у него были те же самые 125 граммов состоящие из муки, жмыха и опилок.
Он смог выжить, и когда после войны его спросили сложно ли было удержаться и не пустить часть семян в пищу, Вадим Степанович ответил:
Не съесть коллекцию – трудно не было. Нисколько! Потому что съесть ее было невозможно. Дело своей жизни, дело жизни своих товарищей.
Из всего селекционного фонда, содержащего несколько тонн семян, за годы блокады не было тронуто ни одного зернышка, ни одного клубня, ни одного колоска. 28 сотрудников умерли от голода, но сохранили материалы. Из всей коллекции погибли только теплолюбивые семена бананов, корицы и инжира. Зато в целости остался весь остальной материал, при помощи которого после окончания войны вывели свыше 4,5 тысячи сортов сельскохозяйственных культур.
Когда о подвиге советских ученых узнали на Западе, там категорически отказывались в это верить. В сознании западного человека просто не укладывалось, что можно умереть от голода и истощения, находясь на расстоянии протянутой руки от мешков с зерном. Ведь инстинкт самосохранения всегда побеждает, твердили журналисты. Но им никто не стал ничего доказывать. Кому нужен был этот бессмысленный спор, когда рядом с тобой простые люди, твои коллеги, далеко не сильные физически и морально, ценой собственной жизни сумели спасти для всех нас уникальный генофонд мирового растениеводства.
Что же собой представляет вавиловская коллекция семян? Была она собрана в XX веке известным нашим ученым–ботаником Николаем Вавиловым и его коллегами. Семена культурных сельскохозяйственных растений привозились в стены ВИРа из сотен экспедиций по всему миру. К 1940 году коллекция насчитывала 250 тысяч уникальных образцов семян – по сути, весь семенной генофонд человечества.
Теперь она признана самой большой и уникальной в мире, а ее стоимость по оценке ученых ООН составляет 8 триллионов долларов. Но о какой стоимости может идти речь, если эта коллекция служит всему человечеству, и поэтому бесценна.
