Русский народ в лице Ивана Сусанина спас от поляков первого русского царя из династии Романовых Михаила Фёдоровича. Через двести лет его потомок вернул долг и спас свой народ от надвигающейся эпидемии. И сделал это Николай I всего лишь одной речью, обратившись к подданным в разгар холерного бунта в Санкт-Петербурге.
Выглядит как лубочная история в стиле бульварного чтива — император усмиряет народ силой слова, а тот послушно бухается на колени, а потом покорно расходится по домам. Однако что дело обстояло именно так, говорят многочисленные воспоминания современников Николая Павловича. Вот только рассказывают они об этом по-разному: от площадной брани, которой покрыл толпу Николай, до патетично-патриотической речи с воззванием к Богу.
Холера шагает по стране
Холера не была для России неожиданным «мором», свалившимся неизвестно откуда. О болезни знали и даже пытались предотвратить ее распространение, вводя на границе карантинные посты. Однако торговцы из Китая и Средней Азии легко обходили их, разнося заразу по приграничным губерниям.
Но знать-то о холере знали, а вот как ее лечить, докторам было неведомо. Медицина могла предложить лишь самые общие рекомендации — не собираться толпами, без нужды не шляться по городу. Такие меры хоть и снижали число заболевших, но остановить движение эпидемии не могли. К тому же первоначально медики полагали, что холера распространяется исключительно воздушным путем, в то время как холерный вибрион наиболее активно заражал людей через некипяченую воду и грязные руки.
Так что зараза неотвратимо надвигалась на страну, и карантинные меры не могли сдержать это наступление. Осенью 1830-го болезнь пришла в Москву, где унесла около пяти тысяч жизней. А к лету следующего года холера накрыла столицу.
К эпидемии петербургские власти отнеслись весьма серьезно. Кроме установки карантинных постов на въезде в город, они разделили его на 13 округов, в каждом из которых назначенному попечителю поручалась организация предохранительных и лечебных мероприятий. Они заключались в создании холерных лазаретов, куда власти свозили всех подозрительных лиц — не только больных, но и здоровых, вызывавших подозрения шаткой походкой (пьяные) или бледностью кожи.
«Бессмысленный и беспощадный»
И в этом-то и заключалась главная причина вспыхнувшего в городе холерного бунта. Люди не верили в болезнь, с их стороны дело выглядело так, что патрули жандармов и полицейских забирают с улиц всех подряд, везут в холерные бараки, откуда тех выносят ногами вперед. Отчего они умирают? Конечно же от того, что их травят врачи и фармацевты, среди которых в то время было немало иноземцев. Те редкие счастливчики, что возвращались из холерных больниц домой, подливали масла в огонь народного гнева. Они рассказывали о методах лечения — горячих ваннах и кровопусканиях. В глазах народа это выглядело так, что немцы и поляки заживо варят русских людей и обескровливают их.
Жуть, да и только. Но катализатором бунта послужил не уличный произвол властей и невозможность выехать из города, а закрытие обжорного ряда. В то время на Сенной площади Санкт-Петербурга располагался большой рынок с доступным для простолюдинов обжорным рядом. В нем продавали по бросовым ценам требуху, ливер, пирожки из них и прочие немудреные кушанья. Из-за эпидемии власти прикрыли торговлю дешевой едой и это вызвало всеобщее негодование.
А рядом с обжорным рядом в Таировом переулке находилась центральная холерная больница. Вот народ и отправился ее громить 21 июня 1831 года, науськанный торговцами снедью. Толпа ворвалась в помещение и учинила там жуткий разгром. Первыми пострадали «врачи-отравители». Их избивали и выкидывали из окон под одобрительные крики улюлюкающей на мостовой толпы. Больничную прислугу погромщики просто выгоняли, вслед за ними вытаскивали наружу лежачих. «В ком признавали «холерного человека», того до смерти затаптывали всей толпою», — так описывал больничный погром Иван Романович фон дер Ховен, генерал-майор, писатель и историк.
К слову, первым из докторов во время народного бесчинства погиб Дмитрий Бланк — двоюродный дед Владимира Ленина со стороны матери. Он в тот день находился на дежурстве, и его толпа забила до смерти прямо в больнице.
На этом беспорядки не остановились. Толпа бесчинствовала еще два дня, громя холерные бараки, избивая и убивая врачей, останавливая больничные экипажи и сбрасывая их в реки, уничтожая лекарства и химикаты.
Свои знаменитые слова о русском бунте Пушкин прибережет для «Капитанской дочки»: «Не приведи Бог видеть русский бунт — бессмысленный и беспощадный», — скажет он о Пугачевском восстании. Но на самом деле эта фраза родилась у поэта во время холерного погрома, и написал он ее в одном из своих дневников летом 1831 года.
«Я сумею привести вас к порядку»
А что же власть и император? Полиция первые два дня бездействовала и наблюдала со стороны. «Полицейские чины, со всех сторон теснимые, попрятались или ходили между толпами переодетыми, не смея употребить своей власти», — писал о бездействии шеф жандармов Александр Бенкендорф. Наконец, 23 июня губернатор столицы граф Эссен распорядился ввести на Сенную площадь батальон Семеновского полка с барабанным боем. Это заставило народ разойтись, но ничуть его не усмирило.
И вот тут на сцене появляется Николай I. Во время беспорядков он находился в Петергофе, но после донесений из столицы прибыл в город на пароходе «Ижора», приказал себе подготовить экипаж с лошадьми, которые не бояться выстрелов, и отправился в нем на Сенную площадь.
Карета остановилась в гуще возбужденной толпы, и что произошло дальше, в разных источниках излагается по-разному. Одни очевидцы рассказывали, что Николай встал в коляске во весь рост, густо покрыл толпу «площадной бранью», а потом громоподобно гаркнул: «На колени!», после чего тысячи людей попадали ниц и стали истово креститься. Больше слов не понадобилось — удовлетворенный самодержец покинул площадь, а вслед за ним разошлась и толпа. На сим холерный бунт и закончился.
Но большего доверия вызывают свидетельства очевидцев, которые приводят пламенную и яркую речь императора, обращенную к бунтовщикам:
Вчера были учинены здесь злодейства, общий порядок был нарушен… Я пришёл просить милосердия Божия за ваши грехи; молитесь Ему о прощении; вы Его жестоко оскорбили. Русские ли вы? Вы подражаете французам и полякам; вы забыли ваш долг покорности мне; я сумею привести вас к порядку и наказать виновных. За ваше поведение в ответе перед Богом — я.
После таких проникновенных слов Николай будто бы вышел из коляски, поцеловал ближайшего старика из толпы, что вызвало всеобщее умиление и слезы, и удалился в Петергоф.
Вот так столица, а быть может и страна, были спасены от холерного бунта. Это событие в жизни императора получило особое признание — недаром на памятнике самодержцу, что находится на Исаакиевской площади, сцена усмирения холерного бунта изображена в виде бронзового барельефа тонкой работы.
По воспоминаниям Ивана фон дер Ховена, на другой день после смуты и отъезда Николая Павловича столица была объявлена на военном положении и за спокойствие на улицах стали отвечать военные части, которые патрулировали их совместно с полицией.
Что же касается эпидемии, то ее прекращению помогла сама природа. До этого в Петербурге стояла чрезвычайно сухая жаркая погода, а 20 августа разразился, наконец, сильный ливень, воздух очистился от миазмов, духоты и смрада. Природа ожила, и холера быстро пошла на убыль. Конечно, врачи и власть тоже посодействовали, изолируя больных и распространяя среди населения «Наставления по распознаванию холеры предохранению от оной».
До изобретения вакцины от заразы оставалось еще 60 лет.
Меры борьбы против эпидемий, что в начале XIX века, что в середине века следующего, оставались одни: карантин и изоляция. Именно они, а еще и поголовное прививание спасли в 1960 году Москву от страшной болезни: 👇
