У Маяковского есть стихотворение «Товарищу Нетте, пароходу и человеку». Теодор Нетте — советский дипкурьер, погибший в 1926 году при выполнении служебного долга. Если бы подобное стихотворение было бы написано про Семена Челюскина, то в названии можно было бы смело убирать слово «человек». Потому что, как это не парадоксально, но для большинства людей Челюскин — это не путешественник и мореплаватель, а пароход, затертый во льдах в 1934 году.
Этот феномен перекошенного восприятия обществом исторической роли человека настолько показателен, что на примере личности полярного исследователя впору говорить о «казусе Челюскина».
Прямая линия на карте
Но оставим в стороне пароход. Что известно о человеке, чьим именем он был назван? Эрудиты тут же ответят, что Челюскин открыл самую северную материковую точку России и всей Евразии. На этом всё, а кто такой Челюскин, кем он был, да и даже когда родился и как выглядел — на эти вопросы большинство знатоков ответить не смогут. И не их в том вина. Истории хорошо известно про экспедицию Челюскина, но вот про его жизнь до открытия и после него рассказать она затрудняется. Вплоть до того, что историки не знают точный год рождения мореплавателя.
Не будем останавливаться на нём и мы, а лишь отметим, что род Челюсткиных (в документах того времени его фамилия писалась именно так) имел старинное происхождение, но после стрелецкого бунта попал в опалу. Тем удивительней, что отец будущего мореплавателя Иван Челюскин сумел устроить своего сына в Школу математических и навигационных наук, открытую Петром I. Ее Семен закончил в 1721 году и был зачислен на должность навигатора на единственный в стране Балтийский флот.
Надо сказать, что в петровские времена навигаторы и штурманы были на флоте сословием не слишком уважаемым, и останься Челюскин простым штурманом, вряд ли ему удалось бы добиться славы. Но судьба благоволила ему, дав шанс проявить себя в Великой Северной экспедиции. Шанс явился в образе однокашника Челюскина по Навигационной школе лейтенанта Василия Прончищева. Его назначили командовать енисейским отрядом экспедиции, и себе в штурманы он выбрал именно Семена Челюскина.
Кратко остановимся на самой Великой Северной экспедиции.
К моменту смерти Петра I усилиями Витуса Беринга и его коллег был нанесен на карту участок материка от устья Лены до Камчатки. От Архангельска до Обской губы берег тоже был разведан. Знали научные мужи и о Енисее, что он впадает в океан на севере. А вот что собой представляет суша между Обью и Леной, было никому не ведомо, и на российских картах того времени этот участок рисовался как прямая линия. Вот отряды Северной экспедиции и должны были ликвидировать «белое пятно». Василию Прончищеву досталась задача пройти от устья Лены до устья Енисея и нанести берег на карты.
Первый выход
В июне 1735 года дубель-шлюпка «Якутск» с командой из 45 человек, включая штурмана Челюскина и капитана Прончищева, отчалила от пристани Якутского острога в путешествие к неизведанным местам. Оно прервалось уже в сентябре — «Якутск» вышел в море, прошел немного на запад и встал на зимовку в устье реки Оленек. И хоть зимовка была незапланированной и запасы продовольствия не позволяли продолжить плавание на следующий год, Прончищев принял решение летом 1736 года идти курсом дальше на запад. Решение оказалось роковым — в сентябре от цинги умер капитан, а через пять дней и его жена Мария Прончищева.
Похоронив супругов на берегу, Семен Челюскин принял руководство экспедицией на себя и решил поворачивать обратно, так как впереди виднелись громадные торосы, пройти между которыми не помогло бы даже всё штурманское умение и знание мира.
В Якутск Челюскин попал лишь в июле 1737 года. А там его ждало распоряжение от Адмиралтейств-коллегии продолжать описные работы. И даже приказ если к «судовому проходу ни по каким способам уже надежды не будет…», то описывать местность с берега. Иными словами, зажало корабль во льдах, бери собак или оленей и продолжай дело.
Сейчас это не кажется рисковым — вон, Матвей Шпаро даже детей водит на лыжах маршрутом Челюскина. А в те времена еще не знали хронометров, а из инструментов были только компас и секстант. И ладно инструменты — примитивность огнестрельного оружия не гарантировала успешной охоты, спичек еще не знали, и разжечь сырую древесину было целым делом. Отсутствовала связь. Не было ни медикаментов, ни специальных очков, люди надолго выходили из строя, пораженные снежной слепотой. Помимо здоровья, требовались исключительная воля и настойчивость, чтобы преодолеть все трудности и довести дело до конца.
Гибель «Якутска»
Но вернемся к Челюскину. Из Петербурга на смену Прончищеву прибыл лейтенант Харитон Лаптев, под руководством которого «Якутск» двинулся в путь летом 1739 года. В этот раз пройти удалось больше — от устья Лены до устья реки Хатанги, которая ограничивает полуостров Таймыр с востока. То, что это полуостров, никто тогда еще не знал. Но береговая линия круто заворачивала на север, и Лаптев принял решение обогнуть препятствие. К концу августа с большим трудом «Якутску» удалось достичь мыса Фаддея (всего 120 километров по прямой до будущего мыса Челюскина), но дальше лежали сплошные льды. Пришлось поворачивать назад в устье Хатанги и становиться там на зимовку.
Однако плавание 1740 года окончилось неудачей — переменившийся ветер стал нагонять с моря лед, и дубель-шлюпку затерло. Да так, что она получила несколько пробоин и стала тонуть. Команда успела эвакуироваться на берег и даже спасти часть припасов, но что делать дальше? Авария произошла в августе, и команде пришлось ждать на берегу в ожидании пока замерзнут реки. А потом Харитон Лаптев распорядился отправить команду на оленях в Туруханск, а сам остался в устье Хатанги с Челюскиным, геодезистом Никифором Чекиным и шестью матросами.
Три маршрута
Цель у Лаптева была вполне определенная — продолжить опись «сухим путем», как того требовало начальство. Вот на схематичном рисунке показан план трех сухопутных переходов.
Партия Чекина должна была двигаться от устья Хатанги по направлению к устью реки Нижней Таймыры, огибая Таймыр с востока (красный пунктир). Челюскину надлежало пройти 500 верст на оленях до устья реки Пясины, а потом идти берегом до устья Нижней Таймыры (желтый пунктир). А сам Лаптев предполагал добраться до точки встречи напрямую (зеленый пунктир). Такое неравенство участников объясняется просто: карты Таймыра на тот момент не существовало, и были разведаны лишь устья рек.
Челюскин отправился в путь первым в марте 1740 года на собачьих упряжках с двумя солдатами. Продовольствие у него имелось — Туруханская воеводская канцелярия заранее сделала запасы в устье Пясины. В апреле своим маршрутом выехал Чекин, спустя два дня — Лаптев. Командир экспедиции прибыл к устью Нижней Таймыры первым и немного отдохнув, решил двигаться навстречу Челюскину.
А тот продвигался вперед несмотря на плохую погоду и суровые условия. С приближением весны все чаще задувал сильный западный ветер, приносивший потепление, а с ним мокрый снег. В такую погоду сырость пронизывала до костей и было тяжело дышать. В редкие ясные дни яркий солнечный свет слепил глаза; примитивные снеговые очки — кусок бересты, вымазанной сажей, с прорезями для глаз — помогали мало.
1 июня Челюскин неожиданно повстречал Лаптева. Штурману нечем было порадовать командира: собаки у него истощились, а корма было в обрез, так как и в устье Пясины его не заготовили в достаточном количестве. Хорошо, что выручила удачная охота на белого медведя, а так пришлось бы голодать. Посовещавшись, Лаптев с Челюскиным приняли решение отправляться назад в Туруханск. Спустя некоторое время туда прибыл и Никифор Чекин, который не смог пройти намеченным маршрутом и из-за непогоды и болезни своего товарища.
Бревно вместо флага
Итак, работы отряда оказались незаконченными; оставался необследованным берег от устья Нижней Таймыры на восток. Обдумав и взвесив, Лаптев поручил завершить таймырскую опись Семену Челюскину, отдавая преимущество его опыту и таланту.
4 декабря 1741 года Челюскин с тремя служилыми людьми на пяти собачьих нартах выехал из Туруханска. Мороз достигал 50°, покрытых инеем людей и животных окутывали клубы пара от дыхания, но ничто не останавливало первопроходца и его спутников.
В конце февраля Челюскин добрался до устья Хатанги, откуда стартовал прошлой весной. Только сейчас он повернул не на запад, а поехал путем Чекина — на север. В начале мая Семен Иванович достиг мыса Фаддея, где в 1739 году остановился «Якутск». Всё, дальше на север еще никто из людей не проникал.
Челюскин продолжал вести наблюдения с особой тщательностью. Его путевой журнал, единственная копия которого хранится в Госархиве Военно-Морского Флота в Санкт-Петербурге, — замечательный документ, свидетельствующий о необычайном упорстве и выносливости штурмана. Лаконичны его указания на неблагоприятные погодные условия. Часты упоминания о крайнем изнурении собак, которым было гораздо тяжелее, чем людям. Ни слова о собственной усталости или проявлении страха, в записях не было места личным чувствам и переживаниям.
И даже открытие крайней точки полуострова Челюскин сопроводил совершенно обыденной даже суховатой записью:
Здесь приехали к мысу. Потом берег лежит, на румбы показанные, здесь поставили маяк – одно бревно, которое вез с собой, а по сему берегу лесу нет ничего.
Произошло это событие 7 мая 1742 года. Но событием оно является для географической науки. Сам же Челюскин, поставив столб, который, несмотря на тяжесть и недостаток места вез с собой всё это время, пробыл на мысу два часа и отправился дальше. Если бы он знал, что именно этот мыс является крайней северной точкой Евразии, которая навсегда впишет имя Семена Челюскина в летопись географических открытий, то, может быть, придал бы событию большее значение. А так надо было спешить, и повернув на запад, Семен Иванович благополучно достиг устья Нижней Таймыры. А дальше была дорога в Туруханск, где его поджидал Харитон Лаптев. Свой непростой путь отважный штурман закончил 20 июля 1742 года.
Человек, а не пароход
Открытый мыс Челюскин назвал просто — «Восточный северный». Имя первооткрывателя ему дадут лишь столетие спустя, когда побывающий в этих местах академик Александр Миддендорф инструментально докажет, что невыразительный кусочек тверди является самой северной точкой Евразии. Именно по инициативе Миддендорфа мыс и переименовали в честь первооткрывателя.
Сам же Семен Иванович за свое открытие не получил никакой награды. Да и глупо ее было ждать за обычную работу по описи побережья. Вернувшись после экспедиции в Петербург, он больше на Север не ходил, а в 1756 году был уволен «по старости» с флота. Вместе с женой Семен Иванович поселился в небольшом имении в Алексинском уезде Тульской губернии, где и провел остаток жизни, собирая подати с крестьян и судясь с соседями. Умер он в 1764 году, и где похоронен первооткрыватель Таймыра, науке неизвестно.
Такова была судьба отважного штурмана: остаться в безвестности при жизни и навечно запечатлеться в памяти потомков в качестве парохода, получившего славы гораздо больше, чем сам Челюскин.
Об этом пароходе многие тоже знают лишь поверхностно: зажало льдами, затонул, людей спасли советские летчики. Но рассказанная подробно, история плавания «Челюскина» и спасения оказавшихся на льдине людей определенно заслуживает внимания 👇:
