Когда Никита Хрущёв в 1955 году прибыл с официальным визитом в Индию, Джавахарлал Неру, блеснув эрудицией, упомянул, что первым русским, посетившим его страну, был Афанасий Никитин. Индийский премьер тут же спросил, чтят ли в СССР память этого замечательного человека. Хрущёв ответил, что, конечно, чтят и даже памятник ему воздвигли в Калинине (ныне Тверь) на берегу Волги. Но никакого памятника там и близко не стояло, поэтому его пришлось строить пожарными темпами. И когда индийский руководитель прибыл в СССР с ответным визитом, на берегу Волги уже стоял бронзовый памятник Афанасию Никитину.
Конечно, это забавная легенда, но памятник первому русскому путешественнику Афанасию Никитину в Твери действительно открыли в 1955 году.
Крушение надежд
Что мы знаем об этом человеке? Три факта: был тверским купцом, первым побывал в Индии, написал книгу «Хожение за три моря», которая его и прославила. По ней, к слову, в 1957 году сняли советско-индийский фильм с белокурым Олегом Стриженовым в главной роли.
Однако многие даже не подозревают, что купец Никитин оказался путешественником поневоле, так как заурядная торговая экспедиция по независящим от него причинам превратилась в путешествие на край света.
Благодаря тексту «Хожения» историки восстановили в подробностях маршрут Никитина. Начался он в 1466 году в Твери. Закупив товар — «мелкую рухлядь» (то есть меховые шкурки), Афанасий сел на корабль до Нижнего Новгорода. Оттуда он собирался отправиться с караваном царского посланника Василия Папина в город Шемаху.
Для современного человека Шемаха ассоциируется разве что с Шемаханской царицей, упомянутой Пушкиным в «Сказке о золотом петушке». Но на самом деле Шемаха была центром персидского государства Ширваншахов, которое располагалось на территории современного Азербайджана.
Маршрут каравана судов царского посланника Папина и примкнувшего к нему Никитина был прост: вниз по Волге, минуя Астрахань, выйти в Каспийское (Никитин в «Хожении» называет его Хвалынским) море, пересечь его, чтобы попасть в Баку, а далее по суше в Шемаху. Однако этот маршрут только современному человеку кажется простым: в XV веке от Казани и ниже Волга с прилегающими к ней землями контролировалась Золотой Ордой и бесчисленными отрядами мелких кочевников. Караваны судов нещадно грабили, и даже имя царского посла защитой было весьма сомнительной.
Но экспедиции везло — без особых проблем она миновала Казань, Новый и Старый Сарай. Астрахань, известную частыми грабежами караванов, решили обойти волжскими протоками, но тут удача отвернулась: на караван напал отряд хана Касима. Басурмане захватили сначала «меньшее судно» (на нем были товары Афанасия), а при выходе в море нагнали купцов и ограбили ещё раз. Казалось бы, на этом должен был настать конец похода (для Никитина-то уж точно), но разбойники назад русских не пропустили. «Чтобы вести не подали, — объясняет Никитин, и потом резюмирует: — И пошли мы, заплакав, на двух судах в Дербент».
Но на этом неудачи не закончились. Выйдя в море, два оставшихся купеческих корабля попали в шторм, и их выбросило на берег в районе современной Махачкалы. Теперь-то уж точно настал конец экспедиции. «И разошлись мы, — пишет Афанасий, — кто куда: у кого что осталось на Руси, тот пошел на Русь; а кто был должен, тот пошел куда глаза глядят».
Персидские скитания
Среди тех, кто пошел куда глаза глядят, был и Никитин. Почему он не вернулся домой, неизвестно. По романтической версии, Афанасием двигала жажда путешествий и открытий. По прагматичной — он закупил свою «рухлядь» на взятые в долг деньги, и, потеряв товар, домой ему путь был закрыт: лишили бы имущества и посадили в долговую яму. Таким образом, минуя Баку, «где огонь горит неугасимый», отправился Никитин вглубь Персии.
Эту часть своего путешествия он описал в «Хожении» довольно скупо. В основном купец перечислял города, в которых побывал, не уточняя, чем он в них занимался и на что жил. Вопрос о деньгах потом ставил в тупик всех, кто пытался писать беллетризованную биографию Никитина. А вот сценаристы советско-индийского фильма вышли из положения просто: придумали историю с драгоценностями матери, которые Афанасий сохранил в кожаном мешочке.
Но логически подумав, можно заключить, что Никитину в Персии не везло в торговых операциях, поэтому он ничего о них не писал. Однако кое-какие деньги Афанасий всё же скопил. И купив на них коня, отправился из портового города Ормуз навстречу неизвестности — в далёкую страну Индию.
Почему коня? Коневодства в Индии не было, так как те лошади, которых туда поставляли морем, быстро погибали от климата и давали нежизнеспособное потомство. Поэтому торговля лошадьми была весьма прибыльным делом: купцы покупали скакунов в Аравии и в Иране за 8–10 динаров, а перепродавали их в Индостане за 100–200 динаров.
Страдания по вере
Плавание Никитина началось в апреле 1471 года и заняло шесть недель. Лёгкий парусник бросил якорь в порту Чаул, в 120 километрах от современного Мумбая (Бомбея). Сойдя на берег, Афанасий поразился внешнему виду местных жителей: «простые люди все ходят нагие, а голова не покрыта, а груди голы». Сам он тоже привлекал к себе внимание: «Куда я ни иду, за мной людей много — дивятся белому человеку».
В портовом городе Афанасий не задержался и отправился со своим конём вглубь страны, вероятно, в надежде продать его подороже. И опять с ним приключилась беда — в городе Джуннаре местный правитель отобрал у Никитина жеребца с обещанием вернуть, когда он примет ислам. Однако благодаря заступничеству некоего «казначея Мухаммеда» удалось вернуть коня и остаться в православной вере.
На этом факте исследователи разделились на два лагеря: одни уверены, что ислам Никитину всё же принять пришлось, и в качестве доказательства приводят отрывки из «Хожения», в которых Афанасий называет себя «ходжа Юсуф Хорасани». Другие оппонируют, что смена веры предполагала обрезание, а значит, о вероотступничестве Афанасия непременно узнали бы на родине, вернись он назад. А это, в свою очередь, влекло за собой смертную казнь. Вероятно, действительно помогло заступничество покровителя, но чтобы в будущем таких проблем не возникало, загоревший на индийском солнце Никитин решил называть себя арабским именем.
Как бы то ни было, путешествие Афанасия по Индии продолжилось и заняло оно неполных три года. И опять нет сведений о том, чем всё это время занимался Никитин — он об этом просто не пишет. Коня своего купец продал, при этом какую цену выручил, не упоминает. Про индийские товары с сожалением сообщает, что «для нашей земли тут нет ничего». И действительно, основой индийского рынка в ту пору были шёлк, пряности, красители. Мало того, что провезти их через полмира трудно, так ещё и для Руси они были в диковинку.
Ничего не сообщая о своём быте и занятиях, Никитин подробно и со вкусом описывает местные обычаи и порядки, рассказывает о посещении индуистских храмов, о том, какие обряды совершают индусы, как молятся «на восток, как русские. Обе руки подымут высоко да кладут на темя, да ложатся ниц на землю». При этом тон его «Хожения» спокойно-нейтральный, Никитин не осуждает ни «басурман» (мусульман), ни «гундустанцев» (индусов).
А вот что ему не нравится, так это индуистское вегетарианство, приём пищи руками и отсутствие привычных вина и мёда. Но больше всего в повествовании тверского купца сетований по поводу невозможности соблюдать православные посты и праздники. Проблема заключалась в календаре, ведь мусульмане жили по лунному, в то время как христиане — по солнечному. Поэтому определение дат христианских праздников в мусульманской стране (а Индия в ту пору находилась под властью Бахманидского султаната) стало невозможной задачей для Афанасия.
Через третье море
«А со мной нет ничего, ни одной книги; книги взял с собой на Руси, да когда меня пограбили, пропали книги, и не соблюсти мне обрядов веры христианской», — сокрушается Никитин. Видимо, «страдания по вере христианской» довели до понимания того, что пора возвращаться на родину. А может быть, на решение заканчивать затянувшееся путешествие повлияли неудачи в торговле. Но от размышлений, как ему пересечь Аравийское море, Никитин в январе 1474 года перешёл к делу.
На индийском паруснике он приплыл туда, откуда в 1471 году с надеждой смотрел в сторону неведомого Индостана. Далее его путь шёл по суше, только уже не к южным берегам Каспия, а к Чёрному морю в ставший незадолго до этого османским город Трапезунд (нынешний турецкий Трабзон). Там Никитина в очередной раз ограбили, и «что было мелочи хорошей — всё выгребли». Правдами-неправдами ему удалось сесть на корабль, который через две недели путешествия привез Афанасия в Кафу (нынешняя Феодосия).
Здесь записки завершаются: «Милостию Божией прошел я три моря. Остальное Бог знает, Бог Покровитель ведает».
Последняя воля
… В один из зимних дней 1475 года купеческому каравану, который шёл из Киева в сторону Смоленска, пришлось сделать внеплановую остановку в пути. Преставился раб божий «Афанасий, Микитин сын», загадочного вида пожилой и не по-здешнему загорелый путник, который прибился к каравану в самом начале его пути. Умирая, он передал спутникам исписанные бумаги с просьбой непременно сохранить их.
Купцы выполнили последнюю волю умершего — по прибытии в Москву они передали записки дьяку Казённого приказа Василию Мамыреву. Тот, особо в них не вникая, отдал бумаги в монастырь, а местные летописцы спустя полтора десятка лет включили никитинское «Хожение» в текст Софийской второй летописи. Уже в XIX веке их обнаружил в архиве Николай Карамзин и включил в шестой том «Истории государства Российского».
Вот так записки неутомимого торговца «Афанасия, Микитиного сына» об удивительном путешествии в Индию стали достоянием не только русской истории, но и мировой географической хроники, а также бесценным памятником мужеству и любознательности русского народа.
Именно эта любознательность и позволила герою следующей статьи сделать не только важное географическое открытие, но и, вопреки царской воле, сберечь для России большие территории: 👇
