Авторитарных правителей всегда отличает чрезмерная подозрительность. Они всюду склонны видеть заговоры и покушения на великодержавную власть. Например, Екатерина II. Уж на что была прогрессивная правительница, а во время бунта Пугачева очень боялась, что вдруг, как она писала, «какой-то чертик выпрыгнет в Москве». И Запорожскую Сечь она ликвидировала тоже из-за угрозы казацкого мятежа. Были в истории случаи и пострашнее — Иван Грозный и его знаменитый Новгородский погром, когда воды Волхова покраснели от пролившейся крови.
Но речь ниже пойдет не об этих событиях, а о другом великом персонаже русской истории — царе Петре Алексеевиче и учиненной им стрелецкой казне 10 октября 1698 года.
Во время европейского вояжа государя четыре полка московских стрельцов общей численностью более 2 тысяч человек подняли восстание с целью свергнуть власть. Оставшиеся «на хозяйстве» боярин Ромодановский и воевода Шеин бунтовщиков разбили, а после учинили дознание. Результат — 56 стрельцов повесили, 140 человек перепороли кнутом, а остальных погнали в ссылку.
Тут из глянцевой заграницы возвернулся государь Петр и сразу попал в Москву с ее вечными бунтами, опасностями и нечистотой. Он сразу же накинулся на своих верных «кесарей». «Щуку съели, а зубы остались!», — выговаривал Петр на хмельном пиру воеводе Шеину.
В общем, уже на следующий день всех сосланных стрельцов вернули обратно, быстро срубили 14 пыточных и началось новое дознание. Его итогом стало «Утро стрелецкой казни» — эпизод, который воплотил на своем полотне Василий Суриков. 10 октября на Лобном месте царь казнил 200 человек, из них пятерым самолично отрубил головы. На следующий день жизни лишились 144 человека. Для ускорения процесса соорудили плахи в виде длинных сосновых бревен, на которые укладывали по 50 приговоренных. Палач потом шагал от одного к другому, взмахивая остро отточенным топором.
И на этом самодержец не успокоился. Съездив на Воронежские верфи, он под Новый год вернулся в столицу и казни возобновились. Только теперь стрельцам уже не рубили головы, а вешали их на крепостной стене. Тогда-то и родилась жуткая поговорка: «что ни зубец, то стрелец».
