Съел две порции мороженого, получил острую кишечную инфекцию и скоропостижно скончался от сердечной недостаточности — вот синопсис смерти Владимира Михайловича Бехтерева. Пожалуй, несколько необычно, но учитывая его 70-летний возраст, вполне допустимо. «Да, человек смертен, — говорил Воланд у Булгакова. — Плохо то, что он иногда внезапно смертен».
Но почему же эта внезапная смерть Бехтерева наделала столько шума, отголоски которого, словно круги на воде, тревожат зыбь общественного мнения и в современную пору? Почему везде и всюду упорно педалируется тема отравления Бехтерева, возникают дискуссии на тему «кому это было выгодно?», а кишечная инфекция преподноситься исключительно как следствие действия яда?
Как всё произошло
Ответы имеются — Бехтерев оказался вовлечен в «большую политику», стал ненужной фигурой в борьбе партийных группировок за власть, да еще и имел неосторожность сказать то, что говорить ни при каких обстоятельствах было нельзя. Вот такие причины приводят историк медицины А. М. Шерешевский, историк-публицист Рой Медведев, внучка академика Наталья Бехтерева и многочисленные «детективы от истории». На чем же основывается их уверенность? На слухах и домыслах.
Вот что известно совершенно точно. Владимир Михайлович жил и работал в Ленинграде, в то время как органы управления наукой располагались в столичной Москве. На конец декабря в ней было запланировано проведение двух ученых конференций, а точнее съездов. Один был назначен на 21 декабря 1927 года — I-й Всесоюзный съезд невропатологов и психиатров. Открытие другого — съезда психологов и педологов — назначили на 22 декабря. В обоих Бехтерев участвует не только как председательствующий, но и как активный докладчик. Накануне отъезда в Москву он получает телеграмму из Лечебно-санитарного управления Кремля с просьбой после предварительного звонка прибыть туда во время нахождения в столице (документ имеется в архиве музея Бехтерева).
Академик прибывает в Москву 21 декабря вечером, останавливается на квартире своего друга доктора медицины Сергея Благоволина. На следующий день он с утра до вечера участвует в съезде невропатологов и психиатров, а 23-го — в конференции психологов и педологов. Вечером этого же дня Бехтерев с женой отправляется в Малый театр на спектакль «Любовь Яровая». Поздно вечером на квартире Благоволина Владимиру Михайловичу становится плохо. Поскольку было уже поздно, вызов доктора отложили на утро. В семь утра на квартиру прибывает профессор Бурмин, видный терапевт и руководитель терапевтической клиники медфака МГУ. Он диагностирует у Бехтерева кишечное заболевание и производит необходимые назначения.
В течение дня 24 декабря Бехтерев чувствует себя сносно, но к семи вечера у него появляются симптомы ослабления сердечной мышцы. Опять приезжает профессор Бурмин, а вместе с ним и других видные светила медицины. Консилиум подтверждает наличие у больного желудочно-кишечного заболевания, проводят необходимые мероприятия, но сердечная слабость нарастает. В 10:40 вечера у Бехтерева резко падает пульс. Искусственное дыхание и впрыскивание камфоры результатов не приносят, и в 11:45 Бехтерев умирает. Причина — паралич сердца.
А дальше начинаются странности. Первая — вскрытие проводится на следующий день прямо в квартире Благоволина. Вторая — его осуществляет ученик Бехтерева профессор психиатрии Ильин, а не профессионалы-патологоанатомы. Третья — вскрывается только черепная коробка с изъятием мозга. Четвертая — тело кремируется в Москве на следующий день, и в Ленинград прибывает уже урна с прахом.
Расплата за неосторожную фразу
Эти странности и стали основанием слухов, что со смертью академика Бехтерева не все чисто. А коли в истории его скоропостижной кончины фигурировало кишечное заболевание, то значит главным фактором стало отравление. Но где? В квартире Благоволина исключено — академик питался тем же, чем и все остальные. Остается Малый театр, который позже в статьях и исследованиях внезапно превратился в Большой. Загадки и неточности начинаются уже с этого, казалось бы, не столь существенного обстоятельства. Газета «Известия» от 28 декабря 1927 года пишет именно о Малом театре, но Рой Медведев и Август Шерешевский почему-то отправляют Бехтерева в Большой. Именно там, по их словам, академик перекусил в буфете во время антракта то ли мороженым, то ли бутербродами.
Хорошо, с этим понятно, но кто решился отравить академика и главное, за что? А тут вспоминаем телеграмму, полученную Бехтеревым накануне его отъезда в Москву. В ней содержалась просьба явиться в Лечебно-санитарное управление Кремля. Для чего — написано не было, но абсолютно все исследователи указывают на то, что Бехтерева вызвали для консультации Сталина по поводу его известной сухорукости.
Историк медицины Август Шерешевский, обобщивший весьма значительный ряд независимых свидетельств из разных источников, пришел к выводу: факт осмотра Сталина 22 или 23 декабря 1927 года академиком Бехтеревым можно полагать в достаточной степени достоверным. Впрочем, его уверенность строится исключительно на предположениях опрошенных лиц — явных свидетелей этой медицинской встречи нет и не было. А должны были, ведь это не частный визит, а медицинское обследование. Личные медики вождя, какие-то записи — что-то такое должно было сохраниться. Нет, не сохранилось.
Мало того, дальше приводится вообще факт невероятный и немыслимый с медицинской точки зрения. Будто бы Бехтерев, выйдя из приемной Сталина, бросил фразу «обыкновенный параноик», о чем тут же было доложено вождю. И хоть по ряду свидетельств, Бехтерев временами высказывался чрезмерно прямолинейно, даже резко и грубо, не всегда взвешивая последствия своих слов, маловероятно, что связанный врачебной этикой, он стал бы так распространяться о своем пациенте. Ну а дальше, по словам Шерешевского, «наступил трагический исход создавшейся ситуации».
Оставим в стороне несоизмеримость «преступления» и «наказания», равно как и экзотический способ, каким было осуществлено возмездие. Обратимся к другому. А именно к факту осмотра Бехтеревым Сталина в связи с сухорукостью последнего. У Сталина действительно не в порядке была левая рука. На всех фотографиях и кадрах кинохроники это хорошо заметно. Но при чем тут Бехтерев, который не был невропатологом и даже практикующим врачом-психиатром? Он был психоневрологом, и его интересы еще до 1917 года окончательно сосредоточились на гипнозе. Какое отношение к постановке диагнозов мог иметь такой специалист, обладая столь узкими научными склонностями?! Ведь для этого необходим статус постоянно практикующего врача-невропатолога. А вот им-то Бехтерев и не был. С таким же успехом для осмотра руки Сталина можно было пригласить патологоанатома Абрикосова или кардиолога Виноградова.
Сумятица от Натальи Бехтеревой
Еще больше тумана в обстоятельства смерти деда напустила его внучка Наталья Бехтерева, долгое время бывшая научным руководителем Института мозга человека РАН. В 1980-х годах она в интервью подтвердила, что дед был действительно отравлен Сталиным из-за поставленного им диагноза. Но впоследствии Наталья Петровна от своих слов отказалась. В 1995 году в интервью «Аргументам и фактам» (№ 39) она заявила:
На меня начали давить, и я должна была подтвердить, что дедушка объявил Сталина параноиком. Мне говорили, что они напечатают, какой Бехтерев был хороший человек и как погиб, смело выполняя свой врачебный долг. Какой врачебный долг? Он был прекрасный врач, как он мог выйти от любого больного и сказать, что тот — параноик? Он не мог этого сделать.
Казалось бы, после таких слов версия с отравлением за неосторожно брошенную фразу должна развеяться как дым. Не тут-то было. По словам Натальи Бехтеревой, Владимира Михайловича действительно отравили, только это сделала его молодая (младше ученого на тридцать с гаком лет) жена латышка Берта Арэ по заданию ОГПУ. Внучка Бехтерева пояснила, что слышала об этом от родителей, которые были откровенны с детьми.
Может, они и были откровенны, но не с трехлетней Наташей (Бехтерева родилась в 1924 году). А когда отца с матерью арестовали, Наташе было 13 лет. Не лучший возраст девочки (и не лучшее время в стране), чтобы обсуждать с ней сомнения в смерти В. М. Бехтерева. К тому же как дети академика могли знать об отравлении, если они жиле в Ленинграде и на момент смерти отца их в Москве не было?
А может, нет никакой загадки?
Подводя итог, можно отметить, что версия отравления Владимира Бехтерева так и осталась неподтвержденной. Да, в ней имеются странности (например, кремация и отсутствие акта вскрытия), но толковать их можно как угодно. В том числе и как ликвидацию автора «идеологического оружия». Да-да, имеется и такая гипотеза, основанная на работах ученого по изучению некого «психического микроба», посредством которого можно влиять на внушаемость людей.
Про «сифилис мозга» Ленина, якобы обнаруженный Бехтеревым еще при жизни вождя, желание опубликовать материалы на Западе и смерть из-за этого, даже говорить нечего — это вообще лютая конспирология. Оставим ее. Но почему, когда заходит разговор о смерти Владимира Михайловича, всегда всплывает тема убийства? Почему не рассматривается версия просто скоропостижной смерти от сердечной недостаточности, вызванной действительно случайным пищевым отправлением? Что, великие люди не умирают так банально? Еще и как умирают, в том числе и внезапно — «вот в чем фокус!»
В копилку «странных» смертей можно отнести и уход из жизни Максима Горького в 1936 году. Казалось бы, акт вскрытия яснее ясного определил причину смерти, ан нет — вездесущее отравление тут как тут 👇: