«Он даже матросов переодел в темно-синюю форму. Зачем? Чтобы на этом темном фоне самому выходить в белом кителе, щеголять, словно чайка!» Сейчас над этой фразой Никиты Хрущева можно улыбнуться, а в 1957 году она фигурировала среди обвинений, которые партия выдвинула против министра обороны СССР и маршала Победы Георгия Жукова.
Разумеется, позёрство на фоне темно-синих матросов было не главным обвинением в адрес Жукова. Ему вменили прегрешение, названное маловразумительным словом «бонапартизм», в которое умудрились впихнуть целую кучу претензий: от постановки армии над партией до олицетворения себя с Георгием Победоносцем.
Необычно здесь то, что даже в эпоху горбачевской гласности и «огоньковых» свержений исторических кумиров политическая казнь Жукова так и осталась в хрущевской интерпретации. И современный человек сегодня довольствуется невнятной версией аппаратной борьбы, которую честный и прямолинейный Жуков проиграл искушенному интригану Хрущеву.
Армия против
Однако траектория взлета и падения маршала в реальности выглядит несколько иначе, хотя пресловутым бонапартизмом Жуков все же грешил. Этот термин ввел еще в XIX веке Карл Маркс, подразумевая под ним личную власть военного лидера или сильного политика.
Военным лидером Георгий Константинович считался безусловным и абсолютным, но вот по части политики до вершин мастерства ему было весьма далеко. Ну какой опытный аппаратчик будет настраивать против себя коллег по Президиуму ЦК партии? А ведь Жуков именно этим и занялся с момента как его ввели в состав высшего партийного органа. Произошло это в июне 1957 года после неудавшейся попытки смещения Хрущева группой Молотова, Маленкова, Кагановича и «примкнувшего к ним тов. Шепилова».
Тогда знаменитая фраза Жукова: «Армия против этого решения, и ни один танк не сдвинется с места без моего приказа» позволила Никите Сергеевичу остаться при власти. Хрущев, конечно, был благодарен маршалу за «неподвижность танков», но слова эти запомнил, услышав в них угрозу собственной власти. И тут бы Жукову после публичного признания его роли в спасении партийного лидера утихомириться, но он принялся пожинать плоды своего триумфа. И вовсе не выпячиванием собственной роли в судьбе страны и рисованием портретов в духе икон с Георгием Победоносцем — это всё мишура.
Оборотни в погонах
Во-первых, Жуков принялся осуществлять свой план наступления на сталинизм. Начал он с реабилитации генералов, расстрелянных летом 1941 года за развал Западного фронта. Павлова, Климовских, Григорьева, Коробкова он предложил посмертно реабилитировать. Против выступил «первый маршал» Ворошилов, но напор Георгия Константиновича с легкостью сломал эту преграду. Президиум ЦК по предложению Жукова полностью оправдал казненных.
А затем Георгий Константинович сделал совсем уж беспрецедентный шаг — набросился на действующий генералитет с обвинениями в репрессиях 1937–1938 годов. В казни осужденного перед войной начальника инженерных войск Московского военного округа Семена Асланова он обвинил начальника Военно-инженерной академии генерал-полковника Галицкого — действующего представителя высшего генералитета.
Ситуация сложилась угрожающая. С обвинения Галицкого могла начаться охота на оборотней в номенклатурных креслах. И не из среднего звена, а из самого высшего. Что о затее Жукова мог подумать председатель КГБ Иван Серов, довоенный глава украинских чекистов, а в годы войны заместитель Берии? Или Леонид Брежнев, возглавивший Молдавию после массовых депортаций в аннексированной Бессарабии? Да и сам Никита Хрущев, украинский партийный начальник, завизировал ни один десятка расстрельных списков.
Такие опасения среди элит способствовали их объединению и появлению антижуковских настроений. Но сам маршал растущую угрозу то ли не замечал, то ли недооценивал. Более того, его «несло» все дальше.
«Потеряли всякий нюх»
Вторая причина смещения маршала состояла в том, что он стал активно лоббировать интересы военно-промышленного комплекса. И это на фоне разоружения армии, которое затеял Хрущев. То есть Жуков, едва очутившись на партийном олимпе, тут же стал антагонистом Хрущева, задумавшего резкое сокращение армии, затеявшего чехарду с вооружениями, сдавшего базу в Порт-Артуре и отправившего под нож крейсеры.
Третью причину можно считать второстепенной, хотя в перечне прегрешений маршала она стояла на первом месте. Жуков не любил политработников и секрета из этого не делал. Поэтому на посту министра обороны он выступал против увеличения штата политруков, резонно считая, что более эффективным является другой путь — повышение роли и участия командного состава в воспитательном процессе. Впоследствии, когда на Пленуме разворачивалась публичная казнь Жукова, ему не раз припоминали оброненную им резкую фразу в отношении политруков: «Привыкли за 40 лет болтать, потеряли всякий нюх, как старые коты».
Именно по стремлению Жукова разграничить боевой и политический процессы в армии и ударили изо всех орудий его хулители. Да разве видано такое, чтобы командир был «царь и бог» в армии? А как же комиссар, его верный соратник, опора и старший партийный товарищ? «Жуков недопонимает роль партийно-политической работы в армии и собирается ее прибрать к рукам, чтобы она играла под его дудку» — так с трибуны Пленума ЦК заявил начальник Генерального штаба Василий Соколовский.
Хрущевские ёжики
Но до этого Пленума, ставшего публичной расправой над маршалом Жуковым, было еще далеко. Прошли те времена, когда неугодного соратника можно было арестовать прямо в зале заседаний, как это сделали с Берией. Да и не прошел бы такой фокус с Жуковым. Поэтому компанию по его смещению Хрущев организовал в классическом духе подковерной интриги.
В октябре 1957 года он направил Георгия Константиновича морем в Югославию — налаживать отношения с Иосипом Броз Тито. И когда крейсер «Куйбышев» отошел от причала Севастополя, Хрущев дал указание главнокомандующему Сухопутными войсками маршалу Родиону Малиновскому раньше установленного срока начать учения войск Киевского военного округа. На них по указанию первого секретаря вызвали командующих всеми военными округами. А дальше Никита Сергеевич решил сыграть первую скрипку. Вот что он пишет в своих «Воспоминаниях»:
Я хотел встретиться с командующими округов, хотел их послушать, с ними поговорить, а потом в выступлении подбросить кое-каких ежиков. Я думаю, командующие меня более или менее правильно поняли.
Каких же «ежиков» имел в виду Никита Сергеевич? Мысль, что Жуков опасен для государства и партии, поскольку вынашивает бонапартистские устремления, и что положение может спасти только немедленное удаление его из руководства партии и государства. Как показало время, высшие военные начальники поняли Хрущева правильно. И как это ни прискорбно, среди них не нашлось ни одного, кто бы подал голос против навета на своего командира и боевого товарища.
Знал ли об этом сам Жуков? Безусловно. Начальник Главного разведуправления Генштаба генерал армии Штеменко после этих «ежиков» по своим каналам направил маршалу шифровку с информацией о начавшейся в Киеве интриге. Жуков попросил разрешения Хрущева прервать визит и прибыть в район учений, но ему указали на необходимость продолжить пребывание в Белграде.
И пока Жуков участвовал в протокольных мероприятиях с Тито, в его вотчине развертывалась небывалая по охвату компания по дискредитации. С санкции Президиума ЦК и по распоряжению командующих округами в частях, гарнизонах и на флотах прошли собрания партийного актива, где деятельность министра подверглась резкой критике. Тогда-то впервые и прозвучало маловразумительное слово «бонапартизм», которым солдатам и матросам объясняли культ личности Жукова и его стремление подмять армию лично под себя.
Расправа
Ну а по прилету маршала из Югославии 26 октября 1957 года стартовал главный, но не финальный акт задуманной Хрущевым кампании. Сразу с трапа самолета Жуков поехал на собравшееся по его поводу заседание Президиума ЦК. Судя по скудной протокольной записи, он резко возражал против «дикого», по его словам, вывода, будто он стремился отгородить Вооруженные силы от КПСС. Но Хрущева было не унять. Именно тогда прозвучали его слова про белый китель маршала, которым тот собрался выделиться «словно чайка». А также состоялся примечательный диалог про «диверсантов».
По распоряжению Жукова в структуре ВС была создана школа диверсантов в две с лишним тысячи слушателей.
— Почему вы тайно создали специальные формирования особых войск? С целью захвата власти?
— Это не тайные диверсионные группы, а просто обычные формирования, созданные, кстати, по примеру американских для действий против вражеских ракетных войск.
— А вы докладывали ЦК о создании такой специальной группы?
— Нет. Но не думал, что этому может быть придано такое значение. Это обычное в армейской жизни повышение боевой готовности.
— А вот мы имеем другие подробные данные. Ведь их же обучали, тренировали в Москве, и, очевидно, они хорошо ориентируются внутри Кремля — в коридорах, кабинетах и так далее.
(цитируется по книге Н. Зеньковича «Тайны уходящего века – 3»)
Много еще было обвинений в адрес Жукова в тот памятный день. Маршал отбивался от них, возражал, спорил, но итог, в сущности, был ясен и ему, и всем окружающим. Его подвел Хрущев: по предложению первого секретаря Георгий Жуков был снят с поста министра обороны.
Но это еще не всё. Поскольку маршал был членом ЦК, ему предстояло еще раз пройти тягостную процедуру поливания грязью на Пленуме ЦК, который состоялся двумя днями позже. И вот там уже на Жукова навалились со всей мощью. Что самое обидное — вчерашние боевые соратники. Они словно состязались друг с другом, кто больнее уязвит вчерашнего министра обороны.
Отметились все: начальник Генштаба Соколовский («Если говорить о т. Жукове как о человеке, то т. Жуков — необычно тщеславная личность»); маршал Тимошенко («Тенденция к неограниченной власти и чувство личной непогрешимости у него как бы в крови»); маршал Конев («Партия подняла т. Жукова, создала ему авторитет, а он зазнался»); маршал Еременко («Это человек зарвавшийся. Человек необузданного тщеславия»); маршал Рокоссовский («Грубостью, унижением человеческого достоинства т. Жуков отличался и в годы войны»). Подытожил выступления маршалов командующий Киевским военным округом Василий Чуйков: «Жуков на место культа личности Сталина хотел насадить культ собственной персоны».
Заканчивал свою работу пленум уже в отсутствие Георгия Константиновича. После голосования за его вывод из состава ЦК стенограмма хладнокровно зафиксировала: «Тов. Жуков покинул зал».
Политическая казнь маршала Победы состоялась.
Особенно в ней усердствовал ставший преемником Жукова на посту министра обороны Родион Малиновский. Семь лет спустя он, словно жестяной флюгер, повернулся в нужном направлении и стал распекать вчерашнего благодетеля, который вообще-то спас его в годы войны от верной гибели: 👇
